...Мы сидим дома у 28-летнего Тарасенко, в идиллической обстановке большой гостиной у камина. Каждые пару минут мимо нас (иногда — останавливаясь и что-либо родителям сообщая, например: «Я — плохой мальчик!») на огромной скорости проносится трехлетний Саша, ребенок необыкновенной активности и неуемного любопытства. По большому счету именно из-за него полтора года назад Владимир и Яна поменяли дом. Прежний находился у дороги — здесь же вокруг тишина, покой и огромный парк. Даже если малыш куда-то случайно выскочит — никакой опасности для него это представлять не будет.

«Все окна у нас выходят так, что мы видим детей, по сути, всегда, — объясняет Тарасенко. — Несмотря на то, что с нами постоянно живет няня-филиппинка, мы очень много времени проводим с детьми. Очень важно все время находиться с ними в контакте. Вот он, энергичный!»

«Саш, как дела?» — спрашивает Владимир. Ребенок на смеси двух языков (уже сказывается, что ходит в американский садик) отвечает: «Tired (устал, — Прим. И.Р.). Холосё!» Папа смеется и продолжает:

«В подвале мы поставили им хоккейный каток с искусственным льдом. В старом доме он тоже был, но там нельзя было кататься на коньках, а здесь можно. И ворота на улице есть, и баскетбольное кольцо.

Вспоминаю детство. Когда нас куда-то увозили — главное было домой не возвращаться. Готов был делать что угодно! А тут, когда едем в парк или куда-то еще, только успеваем выехать, как дети говорят: «Поехали домой!» Дома-то все есть.

Саша в три года уже покатился. Я не знал, как будет — а в итоге он сам попросил, чтобы ему купили коньки. Только начал разговаривать — показал на ноги и сумел объяснить, чего он хочет. Вышел на лед — и поехал сразу. Сегодня вот с утра ездили на тренировку в 10.30 утра с другими малышами. Он прямо хочет кататься!"

Яна добавляет: «Саша получает искреннее удовольствие от хоккея. Если на плавание он ходит, потому что надо, то на хоккей бежит».

За резвым Сашей во время нашей беседы, как может, присматривает 12-летний Марк, сын Яны от первого брака, в жизни спокойный и рассудительный парень, на льду — голкипер. С его внимательностью и концентрацией за Сашу можно не беспокоиться. А уже во время интервью просыпается и вскоре оказывается на руках у счастливого отца младший. Тот самый Артем, который лежал в Кубке Стэнли, как в люльке...

С этого поразительного сплетения главного момента в карьере и одного из главных — в жизни Тарасенко мы и начали нашу трехчасовую беседу. Яна с очень интересными уточнениями присоединялась к ней периодически — когда домашние хлопоты отпускали. А меня ни на секунду не отпускало ощущение счастья, которое царит в этой большой семье. Оно шло не только и не столько даже от слов. Скорее — от жестов, взглядов, интонаций. От общения с детьми. От атмосферы какой-то удивительной, редкой для нашего времени нежности и понимания, как родные люди должны друг другом дорожить.

А еще я открыл для себя очень глубокого, нестандартно мыслящего и, кстати, отлично формулирующего свои мысли человека. Последнее для многих, вероятно, станет откровением — у Тарасенко сложилась репутация одного из самых молчаливых наших энхаэловцев. Но, как и в случае с Никитой Кучеровым пару лет назад, обнаружилось: если человек большей частью молчит, это отнюдь не означает, что ему нечего сказать. А значит это лишь то, что склад его характера не позволяет откровенничать с каждым. Возможно, и со мной не стал бы, если бы не любезная рекомендация его лучшего друга, защитника «Вашингтона» Дмитрия Орлова, которому отдельное спасибо.

Жены игроков «Сент-Луиса» прыгали в бассейн дома у Тарасенко под песню «Gloria»

«Как вы прожили конец весны — начало лета 2019-го? — спрашиваю Тарасенко. — Как можно совместить два таких события в карьере и в жизни — и вложиться в оба по максимуму?» Владимир улыбается:

— В какой-то степени это было дежа-вю. Потому что в 2016-м мы играли с «Сан-Хосе» в финале конференции, и в тот момент родился Саша. Тогда у меня был первый раз, когда одни из самых важных игр в жизни совпали с рождением ребенка. Я получил определенный опыт, как распределять эмоции.

Как совместить? Главное, что ребенок — желанный, мы его очень сильно ждали. И получали удовольствие от всего, что происходит. Яна сделала много всего, чтобы я, когда надо, думал только о хоккее. Даже на таком сроке беременности она брала на себя все заботы по дому, чтобы у меня была возможность сфокусироваться на игре.

Я ездил в роддом, когда Артем рождался, мы провели какие-то часы вместе. При родах я был оба раза — и Саши, и Артема. На следующий день мы играли шестой матч, проиграли. После него я опять поехал в больницу, часть ночи там побыл, потом поспал, забрал жену с ребенком домой — и мы улетели в Бостон на седьмой матч.

Конечно, это незабываемое событие, когда два таких события в твоей жизни происходят одновременно. Можете не верить, но переключаться с одного на другое и обратно было легко! Очень важным было то, что удалось забрать Яну с Артемом из больницы и привезти домой. Подсознательно наступило спокойствие. Если их отпустили — значит, и у ребенка, и у жены все хорошо. Они дома. И я спокойно полетел на седьмую игру.

Тот же вопрос задаю Яне, которую защитник «Сент-Луиса» Колтон Парайко в прессе назвал MVP Кубка Стэнли. И она рассказывает вещи, которые, по-моему, еще никогда не звучали в печати.

— Почти все выездные игры финальной серии мы с девчонками, женами ребят из команды, смотрели здесь, у нас дома. Начали со второго матча, наши победили — и мы решили, что это добрый знак. Еще у нас была традиция — каждый раз, когда они выигрывали, мы включали знаменитую песню «Глория», девочки вставали вон туда, на парапет, и под эту мелодию все вместе прыгали в бассейн. Точнее, сначала прыгала одна из них, а когда «Блюз» выиграли пятый матч, и счет стал 3-2, а на следующий день мне надо было ехать в роддом, прыгнули все. А я, беременная, просто зашла в воду.

На следующий день после третьего выигрыша Вова прилетел домой, мы поехали в больницу, и мне сделали кесарево. Так и планировалось, но я боялась, что это может произойти раньше, и сильно нервничала. Но все прошло хорошо. Шестой матч я смотрела в роддоме уже с малышом. Ребята не выиграли, Вова приехал, забрал меня, отвез домой — и через два часа улетел в Бостон. Мы постарались все эти моменты, включая мою операцию, как-то по времени логически продумать, чтобы было удобно и нам, и ему ...

О роли Яны Тарасенко в победе «Сент-Луиса» в Кубке Стэнли в те июньские дни говорили многие. Например, генеральный менеджер клуба Дуг Армстронг: «Он (Владимир) оказался способен в такой момент быть абсолютно сконцетрированным на хоккее! Его жена — большой молодец, она позволила ему сосредоточиться на игре».

— Насколько сложно и специфично быть женой хоккеиста? — спрашиваю Яну. — Владимир говорил, что вы снимаете с него много проблем, и он никогда не идет на тренировку с красными глазами после бессонной ночи.

— За всех жен хоккеистов сказать сложно. В каждой семье свои рецепты и правила. Основная специфика, конечно, в том, что мы всей семьей живем в рамках жесткого спортивного режима. И всей семьей работаем на спортивный результат Вовы.

И я сейчас не только про питание и сон по расписанию, но и про поддержку, заботу и внимание, которые помогут пережить напряженный период. Сложно ли это? Думаю, как и в любой другой семье, где люди стараются слышать и чувствовать друг друга. Ну и, конечно, стараюсь не пропускать ни один матч с участием Вовы. Мы с детьми — его самые большие и преданные фанаты.

— Саша уже что-нибудь понимал про Кубок Стэнли, когда папа его выиграл?

Яна: — Мне кажется, как раз в тот момент и начал понимать.

Владимир: — Удивительно, да. Он знает, что такое Stanley Cup. Запомнил, что болельщики кричали: «We want Cup!» («Мы хотим Кубок!»)

Яна: — Все лето говорил: «We want Cup!»

Владимир: — Они тут играли с маленькой копией Кубка. Саша наливал в него воду, пил из него. И был другой важный момент. У нас с Яной очень теплые отношения, и разделить с ней этот Кубок здесь, дома, для меня было чем-то особенным.

Мне дали оригинал Кубка на следующий день после победы. Мы прилетели из Бостона в пять утра. Часа три, возможно, я поспал. Встал — и договорился с «Блюз». Так как Яна не могла полететь в Бостон, а потом поехать на наш стадион, где мы после прилета продолжили отмечать, мы с клубом договорились, чтобы к нам домой на два часа привезли трофей. Это был очень хороший жест со стороны организации.

«Мы не понимали, что с ним делать», — признается Яна...

Секретное фото младенца в Кубке Стэнли

... Просыпается младший, Артем. Яна приносит его мужу. Смеется: «Вот парень из Кубка. Уже побольше, правда, чем тогда. Туда уже не влезет...»

Спрашиваю семью Тарасенко про обстоятельства появления знаменитой фотографии крохотного Артема в Кубке. Честно говоря, думал, что дома это и произошло. Оказалось — нет. История фото — поразительна.

Владимир: — Когда идет финальная серия, и есть вероятность, что команда закроет серию, Кубок доставляют в тот или иной город. В те дни он был в Сент-Луисе, и НХЛ использует моменты, чтобы привезти его в больницы, в частности, к больным детям. А тут привезла к новорожденным.

Яна: — Абсолютно случайно — никто этого не планировал и не подстраивал — Кубок оказался у нас в госпитале. В день операции, когда я уже родила, ко мне подошла медсестра и говорит: «Завтра будет фотографирование с Кубком. Хочешь?» Среди хоккеистов много суеверных людей, и даже моя доктор сказала: «Наверное, ты не захочешь». Мы обсудили это с Вовой. Он сказал: «Мне все равно». Я человек не суеверный, и решила, что это никак не повлияет на исход серии.

Владимир: — Яна позвонила мне, сказала: «Не приезжай завтра до 12 часов, в отделении будет Кубок». И спрашивает, можно ли сфотографироваться. А я никогда в жизни не видел и не трогал этот Кубок. Говорю: «Фотографируйтесь. Мало ли — никогда не знаешь, как жизнь повернется». Где наша команда была после Нового года и куда пришла полгода спустя — кто мог подумать, что мы подойдем так близко к трофею? Был уверен, что, если сфотографируемся и положим туда маленького, а еще рядом с Кубком попозируют старший и средний сыновья, это никак не повлияет на результат.

Яна: — В итоге хранители Кубка пришли ко мне в палату. Все остальные люди фотографировались вместе, а с нами все сделали очень приватно. Я попросила, чтобы они не постили никакие снимки, — по крайней мере, до момента победы. Когда мы проиграли шестой матч — я расстроилась и вспомнила про них. Но, уже когда выиграли седьмую, сразу выставила в Instagram. Проиграли бы — никто, кроме нас, об этом и не узнал бы.

— Никто в команде о снимке не был в курсе?

Владимир: — Только Ваня Барбашев. Когда я ему показал в самолете на седьмую игру, он так на меня посмотрел... «Слушай, — говорю, — либо мы уже выиграем, либо нет, и снимок тут будет ни при чем». Остальные узнали только после победы.

— Когда выиграли у «Сан-Хосе», к Кубку чемпионов Западной конференции тоже не прикасались?

— Это же капитан делает. Я — человек не суеверный, и сказал Алексу Пьетранджело: «Да бери Кубок, какая разница. Это ничего не изменит». Никогда в новейшей истории наш клуб не выигрывал конференцию — так почему не взять? Но потом Алекс поговорил с Джеем Боумистером, который провел больше тысячи игр в лиге, и он ему сказал — не трогать. Так и не прикоснулись.

— На шестой игре, в которой ваша команда дома «сгорела» — 1:5, сказались все ваши предыдущие личные переживания?

— Нет. А сказалось то, что, как бы абсурдно это ни звучало, седьмые матчи играются в разы легче, чем шестые. И у меня так было, и у ребят, с которыми на эту тему разговаривал. При настрое на шестую ты держишь в уме: «Если сейчас проиграем, полетим в Бостон». Это все равно отвлекает. А выходишь на седьмую — уже ни о чем не думаешь. Или вы, или они. Третьего не дано.

Перед шестым матчем в городе было сумасшедшее количество народу. После утренней раскатки мы ехали в отель, спали там, в центре города, и оттуда — на игру. Когда на автобусе двигались к стадиону, случилась абсурдная вещь — почему-то люди подумали, что везут «Бостон». Все наши болельщики показывали нам средние пальцы.

В итоге водитель, чтобы все это пресечь, просигналил: «Let's go, Blues!». После этого народ понял, что везут нашу команду — и начал аплодировать. Мы за всем этим наблюдали — и просто перегорели. Столько эмоций испытали до игры, что не смогли перенести их на сам матч. Вообще, по ходу плей-офф так сложилось, что на выезде мы все время почему-то лучше играли. А негативное отношение чужих фанатов нас вообще не смущало — скорее наоборот.

— Где была самая жесть?

— В Бостоне. Когда мы выиграли Кубок Стэнли, люди умудрялись перебросить сетку литровыми пивными банками. Полными! Они падали рядом с нами, чудом ни в кого не попало. Доходило до того, что сидел ребенок лет десяти, кричал каждого нашего игрока по фамилии и добавлял: «You suck!» А рядом сидел отец, похлопывал его по плечу и говорил: «Молодец! Good job!» Летели тяжелые предметы, летело все. Наверное, это в какой-то степени мотивирует, заряжает. И думаешь только о том, чтобы победить.

Беруби сказал всем: «О пасе рукой в интервью — ни слова!»

Победа в Кубке — вещь настолько эмоциональная, что чем подробнее расспрашиваешь о ней чемпиона — тем больше новых любопытных деталей выясняется.

— В подкасте на русскоязычной версии сайта НХЛ вы рассказывали, что после шестого матча здорово повели себя сент-луисские болельщики. Несмотря на крупное поражение, они не просто не ушли и не освистали вас, а долго скандировали слова поддержки. Помогло? — спрашиваю Владимира.

— В предыдущем сезоне, если все было плохо, они вообще нередко уходили после половины игры. В начале чемпионского тоже высказывали недовольство довольно жестко. Поэтому то, что произошло после шестого матча финала, стало довольно неожиданным. Ажиотаж был огромный, а тут 1:5. Я ожидал всего, но не того, что они начнут скандировать: «Let's go Blues!» и «Мы хотим Кубок!»

Мы пришли в раздевалку, за нами зашел тренер. И Беруби сказал: «Вы все слышали. Собираем сумки, завтра вылетаем в Бостон и выигрываем матч». Огромное преимущество этого тренера заключается в том, что даже из крупных поражений никогда не делалось трагедии. Всегда было ощущение уверенности в том, что все идет по плану. Случилось — и случилось. У нас следующая игра, там все поправим.

Так было и после паса рукой в третьем матче серии с «Сан-Хосе» (в овертайме эта передача не по правилам Тимо Майера, которую прозевали судьи, привела к победному голу защитника «Шаркс» Эрика Карлссона, — Прим. И.Р.). Первые слова Беруби: «Чтобы никто не говорил об этом ни слова в интервью! Делать вид, что этого не было! Просто на следующую игру выходим и выигрываем». Это было очень грамотно с его стороны.

— Беруби — суровый мужик?

— Честный, объективный. Все знают, какой Беруби был хоккеист. У него очень большой спрос с игроков. Он может высказать любому, если что-то не так делаешь. И подсказать. У нас очень доверительные отношения не только с Крэйгом, но и со всем тренерским штабом, считаю, очень грамотно подобранным. Это помогает команде играть хорошо.

И тот же Кен Хичкок, считаю, заложил во мне огромную школу. При всем его отношении, которое иногда казалось мне предвзятым и, возможно, таким и было, я очень благодарен ему за то, чему он меня научил. Кен — очень умный специалист. У нас с ним всегда было много разговоров, особенно у капитана с ассистентами. У него огромный опыт, огромные заслуги. Просто с ним не удалось достичь главной цели. Но все равно считаю, что команда с Хичкоком играла хорошо.

— Сергей Зубов, завоевавший Кубок Стэнли с «Далласом» как раз при Хичкоке, рассказал, как в первый год работы тренер сказал ему при всех: «Ты играл как дерьмо». Игрок неделю с ним не разговаривал, но в итоге это его мотивировало, завело.

— Когда я приехал в НХЛ, первый сезон начал хорошо, потом получил сотрясение. В команде было два новичка — я и Шворц. Вернулся после травмы, начался плей-офф. Шворца поставили в первое звено и на большинство, а меня посадили в ложу прессы. Я спросил Кена: «Почему?» — «Ты молодой игрок, тебе сначала нужно сверху почувствовать атмосферу». — «А почему он тогда играет? Он же тоже молодой игрок».

Три матча я просидел, две из них дома у «Лос-Анджелеса» выиграли, третью проиграли. На четвертую он меня выпускает в четвертой пятерке, я играю пять минут. Меня опять убирают из состава со словами: «Тебе дали шанс, ты его не использовал». Пятой и шестой матчи вновь пропускаю, мы их проигрываем, Пеннер забивает решающий гол, и плей-офф для нас заканчивается.

Какие-то причины у Хичкока на такое решение, видимо, были. Можно назвать это неприязнью, можно — уроком. Но после этого у нас было хорошее сотрудничество. Не держу на него никаких обид, только благодарен за все.

— У Хичкока есть репутация тренера, не слишком любящего российских хоккеистов. Сам он с этим, правда, категорически не соглашается, приводя контраргументы в лице Зубова и вас.

— Про других людей не хочу судить, а лично мне надо было зарабатывать место в основном составе, в большинстве, работать и доказывать все только игрой. Как и с любым другим тренером. Не было такого, что у тебя есть железное место, и ты можешь спокойно выходить, ничего не делать и его не терять.

— То есть ситуация была принципиально другая, чем у того же Александра Овечкина, который сам говорит, что под него с первых сезонов строили «Вашингтон». Вы же тоже были задрафтованы в первом раунде, пусть и под 16-м, а не под 1-м номером.

— В конце концов обе команды — и «Сент-Луис», и «Вашингтон» — выиграли Кубок. Значит, правильно строили. По-разному, но правильно.

— В 2016-м мы разговаривали с Хичкоком, и он сказал: «Влади надо чаще идти в по-настоящему тяжелые зоны, под ворота. Только так он станет сильнее».

— Абсолютно согласен. Проблема в том, что у тебя есть бросок, и забивать получается с него. Возьмем буллит в финале конференции. В сезоне пробовал какие-то движения — и не получалось штрафные броски забивать. А тут подумал: выйду и просто брошу, постараюсь попасть. Попал. И в следующий раз невольно подумаешь, что сделать — бросать или пытаться что-то сделать сложно и красиво?

И когда какой-то промежуток матчей не забиваешь — невольно упрощаешь игру. Забиваешь с броска — и тебе кажется, что туда, в эти самые тяжелые зоны, можно не ехать. Катаешься, ждешь паса. Но бывают моменты, когда пас не приходит. И тебе надо ехать туда и бороться за отскоки. За то, чтобы в тебя попала шайба. Как бы это парадоксально ни звучало, чем больше ты будешь оказываться в тех зонах, тем больше у тебя будет моментов для броска.

— Почему?

— Потому что люди не будут заранее знать, что ты сделаешь. Если просто катаешься вокруг и ждешь, то тебя просто перекрывают — если, конечно, с тобой не играет какой-то нереальный плеймейкер, который может вывести тебя на бросок за секунду. У тебя нет ни моментов, ни контроля шайбы. А если нет контроля, то нет уверенности в себе, в шайбе, в руках, вообще в игре.

В этом плане я с Хичкоком согласен. Считаю, что в прошлом плей-офф я старался это изменить. Когда катаешься вокруг, это иногда проходит в регулярном чемпионате. А в Кубке надо играть по-другому, напрягать защиту. Ты просто понимаешь: раз приехал туда — выиграл позицию, другой — шайба к тебе отскочила, третий — момент для кого-то создал. Вопрос ведь не только в голах, а в том, что своими действиями ты можешь создать момент партнеру.

— Многие считают, что если с Хичкоком и Беруби у вас все нормально, то с Майком Йео вы не сработались.

— С ним мы тоже показывали хорошие результаты. Просто что-то не получилось. На самом деле я не фанат ворошить то, что было.

— Каким образом Беруби удалось все перевернуть? Как за период с 3 января до середины июня можно превратить последнее место в лиге в обладателя Кубка Стэнли?

— Во-первых, он не пришел в команду, а уже в ней был. Знал, кто какой игрок и человек. В принципе основным изменением стало то, что победы начали восприниматься как нормальный результат. Не сюрприз, удивление и чудо, а норма. Но не обыденность. То, что должно быть.

Когда мы находились на последнем месте, было много собраний, слухов об обменах, в том числе моем. Все понимали, что до плей-офф всего семь очков, но мы — на последнем месте. То есть нам нужна победная серия. И мы, выиграв 11 матчей подряд, после этого уже были в кубковой зоне.

В тот момент все уже думали о Кубке. Даже на Новый год, как бы это ни звучало странно. Я не сторонник что-то приукрашивать, но были мысли: если перевернем сезон — а мы можем это сделать, — то произойдет что-то особенное.

— Почему?

— На опыте предыдущих лет. В один год мы почти взяли Президентский кубок. Но были слишком сосредоточены на том, чтобы выиграть дивизион, конференцию — и, мне кажется, слишком маленький акцент делался на победе во всем Кубке. Хотя все считали нас одними из фаворитов — ничего не получалось. А в прошлом сезоне не было никаких ожиданий со стороны, все списали нас со счетов. Что позволяло нам спокойно готовить свой рывок.

Мы помнили об опыте «Лос-Анджелеса», который зашел в плей-офф с восьмого места на «Западе» и за весь Кубок проиграл, кажется, всего шесть матчей. Главное — попасть в число этих 16 команд, а там уже все начинается с нуля.

— Слухи о вашем обмене ходили всю первую половину сезона. Как вы их переносили?

— Я лично видел газету в Бостоне, где на первой полосе была моя фотография с подписью, что я должен ехать в «Брюинз». Якобы я был одной из целей «Бостона». Честно говоря, в какой-то момент фокусировался на этом довольно сильно. А у меня при этом после первой операции на плече очень тяжело начинался сезон. Не получалось вернуть плечу быстрый бросок. Меня постоянно накрывали, вратари читали, да и вся команда плохо играла.

Были собрания команды, на которых звучало: у нас хороший коллектив, сильные ребята, но если не возьмемся за ум, обменять могут кого угодно куда угодно. А для меня самой больной темой было то, что мы только переехали в этот дом, дети ходят в школу, Яна беременна третьим ребенком. Я чувствовал, что не могу подвести семью.

В тот момент меня не столько даже волновала смена команды и то, что подумают болельщики. А волновало то, что придется перевозить всех. Чисто психологически это было тяжело. Но ближе к концу января, как раз после паузы на Матч звезд, плечо стало вести себя намного лучше. Начало получаться забивать, у меня пошла серия с очками. Все встало на свои места.

В итоге, когда был дедлайн, вообще никого не стали менять. И считаю это одной из составляющих нашей победы. Нам дали понять, что руководство игрокам доверяет. И когда, наконец, все эти разговоры утихли, мы сконцентрировались на Кубке и пошли к цели.

«Подлость в хоккее — понятие растяжимое»

В Лас-Вегасе в дни вручения индивидуальных призов НХЛ я поинтересовался у Крэйга Беруби, была ли опасность, что травма плеча, полученная Тарасенко во втором матче финальной серии с «Бостоном», не позволит ему дальше играть. Бывший тафгай по прозвищу Вождь отреагировал эмоционально: «Не думаю. Он крепкий парень. На следующий день Тарасенко пришел на тренировку и сказал: «Я в порядке и готов играть! Поэтому я не был сильно озабочен на эту тему. Слушайте, это финал Кубка Стэнли! Когда ты видишь, как тот же Хара выходит на игры со сломанной челюстью, зная, что его никто не будет жалеть... Они хотят побеждать, и если для этого нужно выйти на лед в таком состоянии — сделают это!»

О деталях своих травм — которых у него в плей-офф было несколько — Тарасенко публично рассказывать не захотел. Но достаточно знать, что в третьем матче финальной серии он забил гол, когда, по сути, не мог бросать — так болело вылетевшее плечо.

— Старался больше искать моменты на добиваниях, что и произошло в третьей игре. Или отдавать пас, как в седьмой, — объясняет Владимир.

— Пас на Шенна из угла получился у вас на загляденье.

— Спасибо. Сам удивился. Приходится тоже в какой-то степени поднимать командный дух. Я ассистент капитана, и очень многое зависит от того, какой пример людям ты подаешь. После травмы вернулся в игру, и мне парни из команды говорили: «Мы знаем, с какой болью ты выходишь. Молодец, и мы будем играть за тебя. Давайте-давайте, ребята, за Влади!» В такие моменты ты чувствуешь, что поступаешь правильно.

Конечно, какие-то вещи не дали мне сыграть в полную силу. Но получилось как получилось. Ни о чем не жалею. Да, было тяжело. Но для меня было удивлением, сколько людей в плей-офф играют поломанными. И не жалуются. Наверное, это чего-то стоит. В такие моменты ты понимаешь, что играешь ради чего-то действительно важного.

— Не обалдели, когда увидели, что против вас вышел Здено Хара со сломанной челюстью?

— Да я ему руку пробил еще в первой игре, когда он заблокировал мой бросок! Это как раз то, о чем говорю. Да, была установка, что его надо бить. Да, его били специально. Так же и мне люди в разные годы говорили, что знают, какие у меня травмы. И специально лупили клюшкой по пальцу, руке, колену...

Есть люди, о которых известно: если их бить — они теряют свою игру. В моем случае наоборот — мне нравится, когда начинают так делать, меня это заводит. Это соперникам становится ясно со временем. Когда только приезжаешь в лигу, тебе тут же начинают наносить дешевые удары, бить по рукам и ногам. Проверяют. И, если человек не скисает, отвечает голами, потом уже появляется другая установка — наоборот, его не трогать. Потому что он будет играть только лучше.

Даже со сломанной челюстью Хара очень хорошо сыграл. И дух «Бостона» определенно приподнял. Конечно, это был очень эмоциональный момент, когда его объявляли в первой пятерке, и бостонские трибуны заревели. Круто было.

— А откуда соперники узнают, какие у вас травмы?

— Бывают всякие утечки. Есть журналисты, которые делают вид, что разговаривают по-дружески, а потом пишут какие-то вещи в интервью. Но в этом плей-офф мы все довольно хорошо скрывали. Никто не знал ни про колено, ни про плечо.

Сейчас понимаю, что в обычных играх, в регулярке, с такими травмами тяжело выходить на лед, потому что нет какой-то экстра-мотивации. А в плей-офф, как бы глупо это ни звучало со стороны здоровья, ты понимаешь: вот вылетело плечо во втором матче. У тебя еще пять игр максимум, а потом можешь лечиться сколько угодно. Осталось всего ничего, и надо дотерпеть. Будь что будет.

— А бывает в хоккее переход некой грани? Даже если дают установку — бить по больному месту, что вы воспринимаете как подлость?

— Подлость в хоккее — понятие растяжимое. Люди делают то, что позволяет им кормить свою семью. Даже те игроки, у которых репутация грязных, делают это потому, что, во-первых, нужно зарабатывать деньги, а во-вторых, приносить пользу команде. Что они тем самым и делают.

«Отвратительно, да?» — вставляет реплику Яна. А ее муж продолжает:

— Если посмотреть на это трезво, у каждого — своя задача, своя роль на льду. Я играл с теми же Лапьером, Оттом, который сейчас входит в наш тренерский штаб. Их ненавидели игроки других команд. Я на них раньше смотрел по телевизору и думал, что они нехорошие люди. А когда познакомился с ними близко, то понял: это одни из лучших людей, которых я знаю! Открытые, добрые. Настолько тепло относились к партнерам по команде, что я никогда не сказал бы, что они на льду занимаются вот таким! То же говорят и про Маршана.

— Как раз хотел о нем спросить.

— Каждый делает то, что может, а клуб его за это оценивает. Да, есть определенные приемы, с помощью которых людям наносятся травмы. В финале Маршан пытался под меня подсесть, когда я ехал в средней зоне. Судьи сказали, что ничего не было, но я-то знал, что он так поступает часто. И если человек не готов, то делает сальто.

Очень важно, особенно в плей-офф, не дать волю эмоциям. Когда тебе говорят или делают обидные вещи, у тебя один вариант — потешить свое эго и доказать, что ты, мол, мужик, ответил, не промолчал. Но в то же время ты добьешь свою команду. Тебя удалят, забьют гол — и этот парень будет смеяться над тобой. Что довольно часто и происходит.

По сути, Маршан делал много грязных вещей. Но в итоге победный гол, который выиграл нам Кубок Стэнли, был забит из-за того, что он поменялся. Жизнь расставляет все на свои места.

Кучеров очень импонирует мне, как человек

— После очередного прошлогоднего достижения Никита Кучеров сказал: «В меня многие люди не верили, и я продолжаю доказывать их неправоту». Вам близка такая мотивация?

— Да. Вообще, Никита мне очень импонирует как человек. Как он себя ведет, как не участвует в каких-то полемиках и скандалах, не дает много красочных интервью, не мелькает в медиа, а доказывает все делом, игрой. Мне нравятся такие люди. Это одна из причин, почему еще с детства сдружились с Димой Орловым. Всегда, когда есть возможность, с радостью встречаюсь с Кучеровым, радуюсь общению с ним и очень искренне воспринимаю наши встречи.

Когда я уезжал в НХЛ, очень многие мне говорили, что я на коленях приползу обратно. Никогда не высказывал ничего плохого про КХЛ, это лига, в которой я начинал. Но в тот момент возвращение стало бы для меня крахом. И психологическим, и вообще. Люди, которые это говорили, почувствовали бы, что я действительно не смог. Сравнивая с картами, на НХЛ я тогда поставил все, что у меня было. Как в покере — «all in». Это был момент моей жизни.

То, что приползу, говорили известные люди — но не хочу их называть. Но эти истории я могу кому-то потом рассказать — тем же детям, когда они вырастут. В жизни не бывает все гладко. Но как же бывает сладко, когда ты чего-то достигаешь. Все помнишь и говоришь: «Я этого добился». В тебя не верили, а ты смог. Нет, это не злорадство, что они были не правы. А радость, что ты, имея амбиции и задавая себе планку, был прав.

— Правильно ли понимаю, что к Олегу Знарку вы относитесь гораздо теплее, чем к Зинэтуле Билялетдинову, который так и не заявил вас, лучшего снайпера того плей-офф КХЛ, на золотой ЧМ-2012, а на Олимпиаде в Сочи давал мало игрового времени и не выпускал в большинстве?

— Не говорю, что отношусь к Билялетдинову плохо! Зинэтула Хайдарович — очень титулованный российский тренер, который своей работой, стилем игры, отношением к делу заслужил огромный авторитет и выиграл много трофеев. Да, от Олимпиады у меня остались неоднозначные ощущения. Но Бог всем судья, у каждого в жизни бывают ошибки. И у меня они были. Это все прошло. И привело к тому, где я сейчас.

А со стороны Олега Валерьевича, когда я приехал на чемпионат мира в Чехию, действительно было полное доверие. Я играл за сборную и получал огромное удовольствие. До этого из-за двух травм не получалось приехать — в золотой Минск-2014 и еще на один турнир, когда с рукой была проблема. Но приехал после такой долгой паузы в Прагу в 2015-м — и огромное уважение к тренеру за то, что действительно почувствовал себя игроком сборной. Хотелось биться, работать, забивать. Хоть и проиграли в финале — там был очень сплоченный коллектив и прекрасный опыт.

Лобстер Термидор, карпаччо и тартар от Тарасенко

В нынешнем сезоне Тарасенко отыграл всего десять матчей (набрав в них столько же очков), после которых получил серьезную травму плеча, перенес операцию и сейчас заканчивает долгий период восстановления. Спрашиваю Владимира, связана ли эта травма с той, что была у него в финале Кубка Стэнли.

— Нет, это другая травма. В этом году все связки были на месте, а сломалась кость. Сейчас уже сделали все возможное, чтобы вернуть плечо в прежнее состояние, и надеюсь, что в дальнейшем травмы будут обходить стороной.

— Когда вновь в игру?

— Чтобы играть, надо сделать так, чтобы плечо было устойчивым к падениям, к контакту. Я доверяю этой группе врачей, с которыми мне, к сожалению или к счастью, пришлось работать. Они хорошо делают свое дело. Я делаю все, что они говорят. Тренировки на льду — это уже совсем другие эмоции, чем постоянные занятия в зале. На лед вышел за неделю до заранее запланированного срока. Жду возвращения.

Последние пару лет у меня была тяжелая ситуация с травмами. Когда люди говорят, что у Тарасенко спад, он больше не будет так играть, как раньше — это, конечно, напрягает. Но я знаю то, чего не знает никто — какие у меня травмы, что со мной происходит. И надеюсь: после нынешнего восстановления все будет нормально.

Дай-то бог! Спрашиваю легенду НХЛ и «Сент-Луиса» Эла Маккиниса:

— В этом сезоне Тарасенко получил серьезную травму плеча и перенес уже не первую операцию. Может ли это повлиять на его дальнейшую карьеру?

— Абсолютно нет, — мигом отвечает он. — Медицина прогрессирует, и сейчас операции делают так, что опасаться нечего. Я проходил через операции, аналогичные тем, какие были у него, и возвращался на сто процентов таким же, как раньше. Более того — выигрывал после этого «Норрис Трофи». Поэтому у меня нет никаких сомнений, что Влади вернется такой же звездой, какой был до операции на плече.

Сент-Луис на Тарасенко, надо заметить, помешан. Одним из главнейших впечатлений за дни, проведенные в этом городе штата Миссури в самом-самом центре Америки, стало невероятное количество людей в свитерах с 91-м номером и фамилией нашего снайпера. К этому моменту Владимир не играл из-за операции уже больше трех месяцев — а на арене минимум каждый второй был именно Тарасенко!

Уже после нашей беседы будет опубликована статистика, согласно которой в этом сезоне Владимир занимает второе место в лиге по количеству проданных свитеров — уступая только Сидни Кросби и опережая даже Александра Овечкина.

— Носят еще, что ли? — удивляется Тарасенко, когда я рассказываю ему о том, что творится в центре города.

— Еще как.

— Это очень приятно. Много людей выражают поддержку. Когда ты долго не играешь, есть ощущение — не то что тебя забыли, но ты не принимаешь участия в жизни команды, в ее успехах. Ты в стороне, что ли. Но когда разговариваешь с ребятами и видишь людей в майках, это дает положительные эмоции в плане возвращения. Обостряется желание работать над собой, чтобы быстрее выйти играть.

— Как воспринимаете то, что команда и без вас играет очень уверенно?

— Так это хорошо. Никто не будет форсировать мое возвращение, можно спокойно восстанавливаться. Когда был помоложе, отношение к этому было другое. Не играешь, а команда выигрывает — нервничаешь. Теперь же думаю: ребята играют хорошо — и это здорово, потому что команда попадет в плей-офф, и у меня будет возможность играть в хоккей. А если бы играли плохо — мой сезон закончился бы, едва начавшись.

Очень хорошим жестом со стороны «Блюз» было то, что они предложили нам с Яной и детьми слетать на десять дней куда-нибудь отдохнуть. Они сказали, что уверены во мне, знают, что я выполняю все необходимое, не занимаюсь ерундой. Через две недели после операции, с первой декады декабря, по три раза в неделю ездить в одном и то же место на восстановление — это довольно муторно. Понимая мое состояние, генеральный менеджер сам подошел и предложил нам отдых, и мы поехали в Доминикану. Дети покупались, мы позагорали.

— За счет «Блюз»?

— Нет. Это было бы совсем здорово (смеется). Просто отпустили, что особо, мне кажется, не практикуется.

Яна: — В то же время сейчас у ребят «бай-уик», перерыв на Матч звезд. И тем не менее мы здесь, и Вова тренируется каждый день.

Спрашиваю Яну, чем так хорош Сент-Луис и что особенного в этом городе, из-за чего многие знаменитые хоккеисты (в том числе, например, Бретт Халл) остаются в нем жить и после карьеры? Она объясняет:

— Мне кажется, Сент-Луис — один из самых удобных городов для жизни. Особенно для жизни с детьми. Небольшие расстояния, отсутствие пробок, качественная медицина, комфортная погода — это то, что нужно, когда в семье растет ребенок или несколько, и твой день состоит из перемещений до школы, от школы до спортивной секции и обратно. Ну и немаловажный фактор, который я всегда отмечаю, — в Сент-Луисе очень приятные и дружелюбные люди. Поэтому для нашей семьи — это идеальное место.

— В идеальном месте приятно развиваться в разных направлениях. В отличной статье на сайте ESPN журналистки Эмили Каплан, побывавшей у вас дома в 2017 году, упоминается, что Владимир начал активно учиться готовить. Каковы его успехи?

— Дело в том, что Вова — перфекционист. Что бы он ни делал, ко всему подходит серьезно и основательно. Когда он готовит — старается выбирать что-то особенное и нескучное: медовый торт, лобстер термидор, тартар или карпаччо — это далеко не полный список блюд, которые Вова может сделать. Причем они у него получаются вкуснее, чем в ресторане, — учитывая еще и то, что активно он начал готовить только в последние два года.

Плюс Вова всегда основательно подбирает, изучает и сравнивает рецепты и технологии. В итоге он начинает настолько разбираться в теме, что находит собственный способ, создает свой рецепт, и это всегда получается круто. Я вообще иногда думаю, что с его подходом, целеустремленностью, любознательностью, начитанностью и интересом к жизни ему удалось бы добиться успеха в любой области.

Вторая часть эксклюзивного интервью обладателя Кубка Стэнли — об МЧМ и Валерии Брагине, воспитании со стороны деда и семье хоккеиста

Владимир Тарасенко: «Когда уезжал в НХЛ, известные люди говорили, что на коленях приползу обратно». Большое интервью Владимира Тарасенко

Бабушка в Новосибирске накрыла генменеджеру «Сент-Луиса» настоящий русский стол

— Об одном моменте, связанном с Кубком Стэнли, в российской прессе почему-то не говорилось. Я прочитал в «Нью-Йорк Таймс», что в критический момент серии с «Далласом», при счете 2-3, вам позвонил Вячеслав Фетисов. И этот разговор вроде как вас здорово воодушевил.

— Звонок был при счете 3-3 в серии, перед седьмой игрой. Вячеслав Александрович сказал, что, если мы выиграем этот матч, то, возможно, сделаем в этом году что-то большое. И пожелал удачи, что мне было очень приятно. Не каждый день тебе звонят такие легенды российского и мирового хоккея.

Плюс это было очень искренне. Фетисов сказал, что болеет за нас, когда идет плей-офф, смотрит наши игры. Это придало уверенность. Может, после его слов для меня и наступили какие-то изменения в Кубке. С «Сан-Хосе» серия получилась хорошей. Так что это был очень важный звонок в плане психологии и поддержки.

— До того были знакомы?

— Были. Виделись на Олимпиаде в Сочи и еще пару раз. Но не на таком уровне, чтобы звонить друг другу. Поэтому я был приятно удивлен. Приглашали его на празднование победы в Кубке в Новосибирск, но он не смог приехать.

— Что с этого празднования запомнилось сильнее всего? Не было таких перипетий, как у Дмитрия Орлова, при перевозке Кубка к которому в Новокузнецк трофей забыли в Шереметьево?

— Мы с Димой очень дружим: я — крестный у его сына Кирилла, Дима — у моего сына Саши. Он мой самый близкий друг из всех энхаэловцев. И в тот раз Кубок вместо Новокузнецка случайно прилетел в Новосибирск. Видимо, потому что город начинается с «Ново». И в итоге на вертолете его доставили к Орлову.

Все, в том числе и он, шутили тогда: «На следующий год вы выиграете». На Новый год, когда мы были в самом низу таблицы, мы с Димой созванивались: «Похоже, ничего мы не выиграем, идем на последнем месте». Но в итоге — удалось. И Дима прилетел ко мне на чествование...

Я очень долго находился на стадионе в Новосибирске, фотографировался с людьми, которых знаю с рождения, с детства. С тренерами, которые там работают. Потом — вечеринка. День был очень тяжелый, под конец сил вообще не осталось. Но так приятно было видеть, как родственники проводят время с Кубком! Дед с отцом, которые не имели возможности прилететь на финал, из Кубка в Новосибирске пили.

Тут самое время обратиться к словам Дуга Армстронга, который сказал мне в июньском Лас-Вегасе: «У меня была счастливая возможность побывать в родном городе Тарасенко несколько лет назад, и я пообщался и с дедушкой Влади, и с его отцом. Поэтому я понимаю, откуда что идет. И очень рад тому, что у Тарасенко будет возможность привезти Кубок Стэнли домой и отпраздновать его выигрыш со всеми родными, которые так ему помогли».

— Помните этот визит Армстронга? — спрашиваю Тарасенко.

— Было весело. Он ходил на ужин к бабушке и дедушке домой. Для меня это тоже очень много значило. Новосибирск — не самый ближний город к Америке, чтобы приехать и навестить семью. Для нас это было доказательство его серьезных намерений. Все было как надо — бабушка правильный стол накрыла. Посидели, поговорили. Возможно, Дуг узнал российскую культуру чуть лучше.

Не то что я хочу сказать хорошее о генеральном менеджере. Но вот к прошлому плей-офф 36-летний Крис Торнберн уже не играл в хоккей (в сезоне он провел один матч, затем был помещен на драфт отказов и отправлен в АХЛ, — Прим. И.Р.). Он не числился в клубе, но на Кубок его взяли в команду, и он был с нами. Потому что, когда люди заканчивают, они чувствуют себя очень плохо. Мы, капитан и ассистенты, разговаривали с Армстронгом, что это было бы круто, но решение все равно было за ним. В итоге он позвал его и Криса Батлера, и они были с нами на параде. Для ребят-ветеранов, которые уже закончили, это много значило. И Дуг делал массу таких хороших вещей по отношению к игрокам.

— В интервью с вашим дедушкой прочитал, что у него есть видео, где вам 6-7 лет, и он напророчил: «Это будущий капитан сборной России». Вы это видели?

— Да. Наверное, это очень здорово, когда в тебя с раннего возраста верят близкие. И дед, и папа в меня очень много вложили. Сколько дедушка с бабушкой сделали, когда отец еще играл, а я жил с ними в Новосибирске! А видео это сбылось пока на уровне молодежной сборной. Надеюсь, когда-нибудь и в главной такое будет.

Смотрю по «Матч ТВ» финал МЧМ. Прожевал, вгляделся — а там меня показывают

— После золота в Баффало вспоминали с дедом то его пророчество?

— Конечно. Про наш 91-й год рождения почему-то всегда писали, что он слабый. Я этого не понимал. Когда нам было 18 лет, мы постоянно слышали, что у нас «неправильный» год. Вот все, что вокруг нас, — другое дело. И перед тем чемпионатом мира обстановка была такая, что я позвонил со сборов деду и спросил: «Мы можем выиграть? Скажи честно». — «Да. А почему нет?» Мы поехали и выиграли. Потому что сложилась команда — начиная с Валерия Николаевича Брагина. Обидно было в этом году, что финал проиграли. Я, правда, по «Матч ТВ» некоторое время смотрел другой хоккей...

— Да, Яна об этом в Инстаграме замечательно написала. Хотелось бы подробностей.

— Я почитал комментарии. Как выяснилось, среди российских хоккейных болельщиков одни специалисты, в первую же секунду все распознали. А мы сидели в Доминикане в ресторане на воде, дул ветер, вокруг плескались волны. Жена, дети, няня, друзья, их сыновья-близнецы, все бегают...

Wi-fi посредственный. Думаю — какой канал показывает финал МЧМ? Наверное, главный спортивный в стране. Ткнул на телефоне, вижу — Россия — Канада. Звук выключил, ем. Поглядываю, какой счет. 0:2. Прожевал, вгляделся — а там меня показывают — еду по площадке. Говорю: «Это не тот хоккей!» Захожу в новостную ленту — а там мы 1:0 ведем!

Но ладно еще, когда это комментируют. Больше всего меня удивляет, как попал под раздачу парень, у которого удаления были.

— Воронков.

— Да. Он добился того, о чем не могут и мечтать авторы всех этих оскорбительных комментариев — вышел в финал молодежного чемпионата мира. Они не вставали на коньки, не чувствовали боли, крови. Нужно совсем не иметь чувства собственного достоинства, чтобы обвинять 18-19-летнего пацана, что он загубил нашей сборной золотые медали. И Аскарова так же...

Никогда не понимал, почему в российской прессе и в комментариях на сайтах люди словно ждут, чтобы кто-то облажался. И просто съедают с потрохами того же Воронкова. Они дошли до финала, они боролись с канадцами, проиграли одну шайбу. Зачем его трогать? Если кому-то интересно мнение хоккеиста, который играет в НХЛ, то считаю это полнейшим непрофессионализмом.

Наоборот, человека надо поддержать. Он же не специально это сделал. Не продал команду, денег ему за это не заплатили. Он совершил ошибку на эмоциях. И ровнять его за это с землей? Может, этот человек через несколько лет выиграет для страны взрослый чемпионат мира или Олимпиаду?

А у нас в 2011-м сложился очень хороший коллектив. Валерий Николаевич дал возможность принимать какие-то решения в команде самим. Я был капитаном, Дима Орлов — ассистентом, мы жили в одной комнате. Имели авторитет среди ребят, потому что уже играли в КХЛ. Удалось всем вместе создать единый организм. Команду, где люди были одним целым. Каждый вечер собирались вместе. На МЧМ после любого матча играли в мафию, даже когда проигрывали. И после полуфинала продолжили эту традицию, накануне финала тоже собрались.

Это незабываемые воспоминания. И я всегда говорю, что мы играем не только за себя, но и за двух погибших в ярославской катастрофе ребят, Юру Урычева и Данилу Собченко. Мы все их помним. Сейчас пытаюсь получить фильм «Капитан Немо про Ивана Ткаченко, связываюсь в Ярославле с правообладателями, чтобы посмотреть и показать старшему сыну. Он должен понимать, что хоккей — это больше, чем спорт.

— Брагин рассказывал, что вы перед нынешним финалом позвонили ему и пожелали команде удачи.

— Обычно пытаюсь звонить перед чемпионатом мира, теперь набрал перед финалом. У меня безграничное уважение и благодарность Валерию Николаевичу за то, как он с нами обращался. Люди, которые говорят, что Брагин исчерпал себя в молодежке, не задумываются о том, скольких людей он вывел в профессиональную жизнь, скольким игрокам МЧМ дал положительные позиции на драфте и возможность играть в КХЛ.

В СКА сейчас ребята молодежной тройкой играют, и это здорово, классно! Вместо того, чтобы брать легионеров, один из сильнейших клубов страны наигрывает свое молодежное звено. Мне кажется, среди тех, кто может работать с молодежкой, это лучший специалист. Брагин для игроков как отец.

Перед финалом 2011-го мы пришли на стадион, а канадцы вышли на нас смотреть. Наши тренеры сказали: «Ведите себя максимально раскрепощенно». Мы пасовались, кричали, хохотали. А канадцы стояли и смотрели на нас с каменными лицами. Тренеры сняли напряжение, сказав нам расслабиться.

Это был невероятный психологический прием, который позволил нам морально подготовиться к такой игре. Обычно ведь в России если ты улыбаешься — значит, не готов. Улыбаться тебе вообще никогда нельзя. А у меня наоборот — если тяжелые нагрузки, то всегда улыбаюсь. И тогда такой шаг принес плоды.

— Только в третьем периоде. Что вы как капитан во втором перерыве сделали?

— Спросите других людей. Валерий Николаевич сломал планшетку, я кое-что сказал, Дима. Собрались, вышли, выиграли. Значит, подействовало.

— В 2011-м могли предположить, что Панарин превратится в такого мастера? Тогда он, хоть и забил два в финале, был игроком четвертого звена.

— Жизнь людей меняется, если они работают. Тогда они добиваются каких-то высот. Искренне радуюсь, особенно когда ребята из того состава добиваются успехов. Считаю, очень важное качество для человека — умение радоавться за других. И не для галочки, а искренне. Верю, что добро возвращается.

...Слова вожака и капитана, правда? Вот и Иван Барбашев говорит: «Мне повезло в жизни встретить такого одноклубника, близко познакомиться и проводить с ним много времени, будь то на арене или вне хоккея. Он всегда так хочет выиграть! В этом плане Тарасенко — мощный мотиватор. Всегда подсказывает, помогает, поддерживает».

Очень похоже характер Тарасенко оценил вратарь «Блюз» Джордан Биннингтон: «Влади — боец! Он всегда хочет выигрывать. Назову его потрясающим командным парнем. Ну а о том, какой он великий снайпер, вы и сами знаете. Мне как вратарю очень важно, что в команде есть такие игроки».

Эта командность Тарасенко не должна никого удивлять, учитывая, что он с детства был капитаном всех команд, в которых играл. В том числе и последней нашей на сегодня золотой молодежки — образца Баффало-2011 и легендарного финала с Канадой. В 19 лет (!) он стал капитаном «Сибири» в КХЛ. В «Блюз» он уже несколько лет носит ассистентскую букву А.

— Были матчи, когда и в «Сент-Луисе» с буквой С на свитере выходили? — спрашиваю Владимира.

— Здесь такого нет, капитанов не меняют, буквы не перешивают. «С» есть только одна — у Пьетранджело. Если он травмирован — выходят без капитана. А в некоторых командах его вообще нет. По-моему, в «Торонто» до этого сезона без капитана играли. Опять же, капитанство — это не самоцель. Но если чего-то такого добиваешься, значит, в тебя верят, ты все делаешь правильно и на тебя возлагают надежды.

— Быть ассистентом капитана в НХЛ — это для вас круто?

— Да, потому что потребовалось много времени, чтобы заслужить это своей игрой и отношением к делу. Доверие чувствовать приятно. Я осознаю ожидания, связанные с этим, и стараюсь их оправдывать.

— Я читал высказывание теперь уже бывшего вашего форварда Робби Фаббри, что, когда он долго лечился, Тарасенко был одним из немногих, кто ему регулярно звонил и интересовался здоровьем.

— Не то что звонил по телефону, а разговаривал в раздевалке. Как бы это ни звучало заезженно, хоккей — это бизнес. И, считаю, бизнес очень жестокий. Получив травму на долгий срок, ты можешь потерять место в команде, что с ним и произошло. А если посмотреть плей-офф 2016 года, то Фаббри очень хорошо играл в звене со Штястны и Брауэром. Мне и самому довелось поиграть с ним, знаю, что он очень хороший игрок. И я просто старался всегда ему говорить, чтобы он не забывал об этом.

Со временем ты понимаешь, что былые заслуги здесь никого не волнуют. Их волнует только то, что здесь и сейчас. Фаббри не играл полтора или два года, и понимаю, как психологически тяжело выходить из таких травм. Вот и старался поддерживать его как мог. Особенно когда его ставили в четвертое звено...

— С кем вы, кроме Барбашева, ближе всех к команде?

— Чтобы прямо супердружили — ни с кем. Хорошо общаемся с Шенном и Шворцем, с которыми играем в одном звене. С Биннингтоном — у нас один агент, да и вообще Джордан хороший парень. Но больше времени провожу дома, с семьей.

— История Биннингтона — еще один суперхит прошлого сезона.

— Это история про то, как получить шанс, потерять его, потом еще раз получить. И такое бывает. Джордан был у нас в лагерях до этого. Он не просто с улицы пришел, хотя такая версия, понимаю, и звучит красиво. Мы все знали, кто такой Биннингтон. Но, когда он выходил на свою первую игру в Филадельфии, думали: «И что сейчас будет?» В тот момент команда находилась в таком положении, что вообще все воспринималось бы как норма. Он вышел, сыграл уверенно, мы выиграли. И пошло-поехало.

Жена на чемпионском параде через шесть дней после родов

— Чемпионский парад будет у вас ассоциироваться с падением Барбашева с пожарной машины? — вопрос Тарасенко.

— Самое удивительное не то, что он упал, а то, что ничего себе не повредил, рухнув с такой высоты на спину на асфальт. Но это был очень смешной момент, когда Ваня бежит против движения парада и говорит: «Ты бы знал, что сейчас случилось! Я упал с грузовика!»

Раньше я видел по телевизору парады в других городах и мечтал в таком поучаствовать. Это было нереально круто сделано. Народу миллион, но обстановка очень дружелюбная. А ассоциироваться парад будет у меня с тем, что на нем была Яна. На шестой-седьмой день после кесарева сечения пришла туда с детьми! Там были и Марк, и Саша, и мой брат Валя.

— Яна, как вы не испугались сразу после родов пойти в такую толпу народа? — спрашиваю жену форварда. Она рассмеялась:

— Сама не понимаю.

«Я удивился», — добавил Владимир. А Яна развила тему:

— И я удивилась. Когда после родов и парада прошло пару месяцев, я все проанализировала. Мы еще съездили в Россию, отпраздновали Кубок там. А потом вернулись в Сент-Луис, и я немножко пришла в себе. И — не поняла, что это все было, каким образом я пошла на парад и все это выдержала. Все-таки у меня была большая операция. Ответ только один — мною двигали эмоции.

— А можете вспомнить свои эмоции в момент победы?

— Я смотрела седьмой матч по телевизору, и мне казалось, что это происходит не с нами. Эмоции были какими-то странными, если честно. Раньше представляла, что в такой момент буду плакать, кричать. А наступил какой-то шок. Я просто не могла поверить. Потом мне позвонил Вова. Со льда, по FaceTime. Вов, ты помнишь? Мне кажется, у меня вообще эмоций не было. Я не могла осознать, что происходит.

Владимир: — Ты плакала.

Яна: — Я плакала?! Не помню этого!

Владимир: — Странные ощущения, согласен. Тоже думал: если когда-то выиграем, будем столько отмечать... Но эмоции есть только в первый момент. А когда чуть-чуть успокаиваешься, даже еще на льду, в душе наступает опустошение. Ты достиг, сделал это, все уже случилось, никто у тебя его не заберет. Да — радуешься, отмечаешь, выпиваешь. Но в какой-то момент хочется просто сесть и сказать: «Это все».

Яна: — Ты мне сказал, что первое, о чем подумал, — что хочешь выиграть Кубок еще.

Владимир: — Я зашел в раздевалку, когда ее только подготавливали к нашему приходу со льда. Потому что не могу долго находиться в коньках. Всегда удивляюсь хоккеистам, которые три часа в течение игры могут находиться в коньках, не развязывая их. У меня ноги затекают, хочется, чтобы они отдохнули.

Когда основная часть церемонии уже прошла и на лед вышли родственники игроков, я пошел переодеваться в раздевалку. Зашел, увидел, как все разложено, у каждого — чемпионские майки. И вдруг просто захотелось выиграть еще раз, испытать эти же эмоции. Удивительно, но это ощущение пришло сразу: «Как же круто было бы это повторить!»

Читал в каких-то российских изданиях — Тарасенко даже после выигрыша Кубка дает односложные ответы. Но там особо ничего и не скажешь. Это невозможно описать. Реально нет слов. Все побитые, нет ни сил, ни эмоций. Смотрел на видео, как люди вообще ничего не могут сказать. И понимаю их.

— Яна, все жены, которые до того приходили смотреть матчи к вам в гости, теперь, разумеется, были в Бостоне?

— Конечно. Там были и Валя, Вовин брат, и Марк, старший сын. Они звонили мне вместе.

За столько лет в Сент-Луисе не встречали людей, которые были бы негативно настроены к России

«Насколько велика, на ваш взгляд, была роль Тарасенко в выигрыше Кубка Стэнли?» — спросил я во время недавнего Матча звезд у одной из главных легенд «Блюз» защитника Эла Маккиниса.

«Огромной! — восклицает он. — Люди должны понимать, что когда ты выходишь в плей-офф и имеешь в своем составе такого снайпера, как Тарасенко, на нем концентрируется невероятное внимание. И становится намного сложнее давать результат каждую игру. Но когда он делал это... Для меня важнейшим был гол, который он забил в Бостоне, когда вратарь сделал сэйв, шайба лежала, он был фактически на спине, но ухитрился перевести шайбу в ворота. Это был гол колоссальной важности, очень командная игра, которая нам была нужна от него».

— Какое место, по-вашему, Тарасенко займет в истории «Блюз»?

— Прямо сейчас сказать сложно, поскольку мы надеемся, что ему предстоит еще провести много лет в «Сент-Луисе». А исходя из того, что есть сейчас, он и Бретт Халл — два самых натуральных снайпера в истории «Блюз». У обоих — великолепный, не просто мощный и точный, но и очень быстрый бросок. При игре «пять на пять» Тарасенко, насколько помню, находится в пятерке лучших снайперов в лиге за последние несколько лет. Он для нас — Олл-Стар каждый год, чрезвычайно важный игрок. Уверен: когда Влади будет заканчивать карьеру, он окажется одним из величайших игроков в истории «Блюз».

Это еще впереди, а пока мы продолжаем говорить с самим Тарасенко о главном событии в его карьере — Кубке Стэнли. И о том, что было после него.

— Что самое интересное было на приеме «Блюз» в Белом доме? — спрашиваю форварда.

— Да все! Это же уникальная возможность — посмотреть, как устроен Белый дом, Овальный кабинет, система безопасности, все, что находится внутри. И пожать руку Трампу, поговорить с ним минуту, послушать его. Как бы кто к нему ни относился, он — один из ведущих мировых лидеров. Я считаю, что спорт находится вне политики, и мы должны заниматься своим делом. У меня ни на секунду не было мысли туда не пойти. В целом он произвел очень приятное впечатление, и, мне кажется, все остались довольны.

— Не было игроков вроде темнокожего вашингтонца Деванте Смита-Пелли, который из принципиальных соображений не пошел к Трампу?

— Все пошли. Хотя у нас в команде есть и республиканцы, и демократы, и те, кто за Трампа, и те, кто против. Политические дискуссии в «Блюз» бывают, особенно когда покажут какие-то новости, касающиеся Путина (смеется).

Но в целом все дружелюбно, нет никакой неприязни, как это показывают по телевизору. Можно везде найти кого-то плохого, взять у него интервью и перенести это на всю нацию. Но на своем опыте мы за столько лет в Сент-Луисе не встречались с людьми, которые были бы к нашей стране негативно настроены.

— Российские федеральные телеканалы создают у народа противоположное ощущение.

— Наша родина — Россия, мы русские в душе. В то же время мы живем в Америке, платим здесь налоги, уважаем американские законы, правительство и президента. С другой стороны, если мы живем в Штатах, то я не буду обсуждать то, что происходит в России. Потому что я не там. Не считаю правильным, не проводя на родине много времени, давать из-за границы советы.

— То есть не одобряете знаменитое интервью вашего партнера по золотой молодежке-2011 Панарина?

— Я не против и не за — у меня просто другой взгляд на вещи, который уже изложил выше. При этом понимаю: сколько людей — столько и мнений. Знаю, что интервью Артемия имело большой резонанс. Меня очень много об этом пытались спрашивать. Но если ты за свободу слова, то должен быть готов и выслушивать точку зрения, которая не совпадает с твоей.

— С самим Панариным эту тему не обсуждали?

— Нет. Он должен был приехать сюда на Матч звезд, но, к сожалению, травмировался.

— К вопросу о свободе слова. В прошлом плей-офф вас — нехарактерно для своего обычного отношения к российским игрокам — хвалил Дон Черри. Позже уволенный со Sportsnet за неполиткорректные высказывания об иммигрантах.

— По-моему, свобода слова должна работать немного не так. Ее, как мне кажется, нигде нет. А есть только мнение большинства людей, которое, кстати, может быть и неправильным. На мой взгляд, свобода — это когда ты можешь сказать все, что не противоречит закону. Закону, а не мнению большинства, которое ты почему-то не имеешь права оспаривать! В наше же время навязывание этого мнения происходит повсеместно.

— Раз затронули социальную повестку — в России нашумело видео, на котором детский тренер в Балашихе бил детей клюшкой по голове. Вам такие персонажи в детстве попадались?

— Откровенно говоря, встречалось многое. Думаю, пока буду играть в хоккей и продолжать карьеру, всех подробностей не расскажу. Но всем, кто родился в начале 90-х, уверен, есть что рассказать. Знаю, что было в Новосибирске, в Новокузнецке. Какие поездки были, по сколько человек в номере жили, как питались.

В Казахстан из Новосибирска на автобусе ездили часов 15, а однажды — все 25 из-за долгой задержки на таможне. Люди думают: «Что ты нам рассказываешь, у тебя все нормально!» Но, чтобы было все нормально, я через многое прошел. И все, что у меня есть, заработал честно, своим трудом.

А насчет тренера этого — у каждого разное понятие о воспитании. Понятно, что бить детей нельзя. Но иногда нынешние подростки ведут себя так плохо, что надо как-то на них воздействовать. Это все идет от родителей. Методы воспитания у каждого свои. Меня воспитывал дедушка, и делал это так, как воспитывали его в Советском Союзе. И, мне кажется, этот подход вырастил из меня человека.

— Какой это подход?

— Ты точно понимаешь, что делать можно, а что нельзя. И когда поступаешь плохо или показываешь неуважение к кому-то, тебе четко дают понять, что ты не прав.

Папа мне многое дал — в частности, мой кистевой бросок начался как раз с его требования: когда принимаешь шайбу, не перекладывай ее, делай так, чтобы было максимально тяжело. У отца я взял много технико-тактических навыков. Он (трехкратный лучший снайпер чемпионата России в 90-е годы, участник чемпионата мира и Олимпиады в Лиллехаммере, — Прим. И.Р.) научил меня короткому броску, чтобы тратить меньше времени на его подготовку и быстрее его производить.

С ним у нас стало больше контакта, уже когда он закончил играть и стал работать в «Сибири». А в детстве во все поездки со мной ездил дедушка. Выходил со мной на улицу, играл постоянно, каждый день спозаранку водил на тренировки, которые начинались в шесть. И это стало для меня примером, сколько времени нужно проводить с детьми. Всегда помню об этом, общаясь со своими.

— Как дед вас наказывал?

— Бывало, больно. Очень. Но — за дело. Я бы никогда на это не обиделся. Глядя в прошлое, понимаю, что после определенных вещей, которые я совершал и за которые получал, больше у меня никогда в жизни не было не то что соблазна, а мысли делать это. С тех пор, например, не брать чужое для меня — закон. Так что считаю: все это было правильно.

Но ударом по шлему ты можешь отбить у ребенка желание в принципе играть в хоккей. Дети — это тонкие, психологически хрупкие создания. Одним неверным движением ты можешь отбить у них напрочь желание что-то делать. В голове что-то засядет — и все. Уверен, что у этого тренера найдутся защитники. Но и в их глазах это будет правильно до тех пор, пока не коснется их ребенка.

— Велика разница между вашим поколением, начинавшим играть в хоккей, и поколением ваших детей?

— Очень. Наше поколение проводило все время на улице, гуляли по 6-8 часов в день. И мы не в теории понимали, как себя вести. Мы быстрее взрослели, понимали, что за свои поступки надо отвечать. На улице тебя быстро учат, что, если ты сделал что-то не очень, тебя просто изобьют. «Стрелки» были... И в 16 лет ты был готов биться за место в составе со взрослыми. И Андрей Хомутов взял меня в состав после тех сборов, а первый гол в КХЛ я забил «Динамо» первым касанием на третьей минуте. В «Сент-Луисе», кстати, почти так же получилось — то ли во второй, то ли в третьей смене...

Советская методика с детьми нынешнего поколения, к сожалению, не работает. Жизнь так счастливо сложилась, что у меня в 28 лет три ребенка — и понимаю, что я маленьким был совсем другой. И, наверное, методики, которые действовали на нас с Орловым, Кузнецовым, Панариным и другими, на нынешнее поколение детей не действуют.

— В чем главная разница?

— В доступности вещей. Телефоны, планшеты, интернет... Когда мы росли, ничего этого не было. Ты радовался любой мелочи. А теперь все есть. С самого начала. Еще мне кажется, что уважение к старшим у нашего поколения было выше, чем у детей сейчас. Не из-за страха, а из-за воспитания.

И хоккей в целом идет вперед, меняются упражнения. Я в детстве заходил с человеком на спине на самый верх стадиона «Сибирь» по ступенькам. Дало ли это плюсы? Нет. Возможно, искривило мой позвоночник и дало потенциальные грыжи.

— У Анатолия Тарасова сидящие на других игроках хоккеисты даже в баскетбол играли.

— С одной стороны, был результат. С другой, если ты сейчас воспитываешь детей и хочешь соответствовать той же Америке... Я никогда не понимал, почему в интервью никто не упоминает систему детского хоккея в США. Почему мы разговариваем только о тренерах в России, которые бьют игроков.

А система это такая. Есть город Сент-Луис. Это Средний Запад (казалось бы, не самый хоккейный регион, — Прим. И.Р.). Сейчас, с победой в Кубке Стэнли, он становится очень хоккейным. Здесь есть десять команд. У каждой — определенное количество возрастов, более того, в каждом возрасте — шесть уровней игроков. Повторяю, в одной команде!

Мой сын Марк — 2007 года рождения. В одной только их команде есть примерно десять уровней хоккеистов. ААА, АА, А1, А2, В1, В2, Gold, Silver... Каждый август дети приходят на просмотр и их разбивают по командам. Если ребенок прогрессирует, его на этом просмотре ставят в команду выше, если регрессирует — ниже.

Вдумайтесь: в одном только Сент-Луисе играет 60 команд одного возраста! И из них кто-то вырастет по-любому. И такая система, организованная US Hockey, федерацией хоккея США, действует везде. Честно говоря, я был поражен. Я, конечно, патриот, но умею радоваться и удивляться тому хорошему, что есть в других странах.

Это невероятная система хоккея. Если ты живешь в Новосибирске, то шанс заиграть на региональном уровне у тебя один — попасть в число 23-25 игроков ДЮСШ «Сибири» по своему возрасту. И все. Здесь же твой ребенок в любом случае будет играть. По городу, с другими командами. Даже если он еле стоит на коньках.

«Вова сделал мне предложение через три месяца после знакомства»

«Какой он, Владимир Тарасенко?» — спросил я в прошлом июне Ивана Барбашева. «Главное — очень семейный человек, — ответил молодой форвард. — Это для него главное. У него уже три мальчика, он по-настоящему любит свою семью».

— Первая ассоциация с Тарасенко у любого в хоккейном мире — бесконечная преданность семье. Как у Володи это чувство в нем крепло, менялся ли он с рождением детей? — спрашиваю Яну.

— Еще в самом начале наших отношений меня поразили в Вове есть взрослость и мудрость, которые по идее не должны быть свойственны молодым людям его возраста. Для него всегда была важна семья, он всегда хотел детей и был готов проявлять заботу и брать ответственность. Я видела это и по отношению к себе, и по отношению к Марку. Поэтому тот факт, что Вова — хороший отец, не стал для меня сюрпризом. Он просто подтвердил то, что я и так видела с самого начала. Но это, безусловно, одна из лучших его черт.

— Как началась ваша с Владимиром история? Можно ли назвать ее любовью с первого взгляда?

— Мы были заочно знакомы уже несколько лет, но встретились в Новосибирске — родном для нас обоих городе. Тогда Вова уже играл в НХЛ и приехал отдохнуть после очередного сезона, а я жила и работала в Москве и оказалась в Новосибирске по делам. При этом мы оба даже не можем вспомнить, где и как конкретно состоялось наше знакомство. Кажется, это началось с моего лайка к его фото в Instagram. Зато сходимся во мнении, что это действительно была любовь с первого взгляда. Через три месяца Вова сделал мне предложение, а еще через год мы поженились.

— Как он ухаживал — романтично, с фантазией? Какие самые неожиданные подарки преподносил?

— Вова — самый большой романтик из всех, кого знаю. Я и сейчас получаю от него цветы, но в первые месяцы наших отношений букеты приходили мне каждый день. Причем курьеры каким-то образом находили меня в любой точке города, и я до сих пор не представляю, как ему удавалось это организовывать. Ну и тот факт, что для предложения он продумал сразу три варианта, тоже, наверное, многое говорит о нем как о романтике. К слову, ни один из этих вариантов так и не был реализован, и Вове в итоге пришлось импровизировать на ходу. Но, как видите, все получилось — я все равно сказала «да»!

— Какой Владимир отец? Какие в нем главные качества в этой роли, и насколько быстро ему удается переключиться с хоккея на семью?

— Вова очень много своего внимания и времени посвящает детям. Он берет на себя любые обязанности. Он может быть мягким и чутким, а может быть требовательным и строгим, когда это необходимо. И да -дети всегда просят, чтобы спать их укладывал папа. Наверное, это говорит о многом.

Одно из главных достоинств Вовы — он никогда не переносит на семью то, что случается на льду. В хоккее, как и в любом виде спорта, случаются взлеты и падения, и разные спортсмены могут переживать эти эмоции по-разному. Вова, что бы ни случилось, всегда возвращается домой открытым и дружелюбным. И пусть мы много обсуждаем хоккей дома, он остается тем, что объединяет нашу семью, а не разъединяет ее.

— Читал, на недавний Новый год он нарядился Дедом Морозом. Дети его не раскусили? Марк еще верит в Деда Мороза, или он всегда был в курсе реальности и просто не говорил Саше?

— Этот Дед Мороз приходит к нам ежегодно. Первый раз это случилось, когда у нас был только Марк. Ему было семь лет, уже тогда он сомневался, но, кажется, все-таки поверил, что все по-настоящему. Сейчас Марк уже взрослый, и ему известны гораздо более серьезные вещи, чем-то, что Дед Мороз — это Вова. А вот младшие, думаю, будут верить еще долго. Так что этот Новый год, когда Вова наряжался в Деда Мороза, далеко не последний.

— Вы производите впечатление абсолютно счастливой и гармоничной семьи. Поделитесь с нашими читателями рецептом — как эту гармонию обрести?

— Думаю, как и в любой семье, у нас все решает доверие, взаимное уважение и поддержка. И, наверное, для нас важно, что даже спустя столько лет Вова — по-прежнему мой лучший друг, а не только муж. И я стараюсь быть таким же другом для него.

У Яны это определенно получается. Владимир говорит:

— Как-то я читал интервью Конора Макгрегора про то, как дети вернули его обратно в бои. Понимаю, что он имеет в виду. Жена и дети — глядя на них, ты понимаешь, что да, ты получил травму, но тебе не хочется перед ними облажаться. Ты хочешь, чтобы они видели, как папа играет и у него получается. Это придает очень много сил в плане восстановления. Особенно когда тебе говорят, что ты пропустишь пять месяцев.

Мне доставляет удовольствие, как у Марка получается нянчить младших братьев. У них очень теплые отношения, они много играют. Да и в целом у нас все в понимании, в любви. Если бы у меня не было семьи, детей, Яны рядом, то, когда я получил эту травму, психологически мне было бы намного сложнее.

Знаете, вначале, когда я только сюда приехал, меня немного напрягало, что все ходят какие-то радостные: «Привет, как дела?» Рождение детей изменило меня в принципе. Когда они появляются на свет и взрослеет старший ребенок, ты понимаешь, что лучше пускай люди относятся к тебе и друг к другу именно так, улыбаются, чем ругаются и постоянно выясняют с тобой отношения...

...О чем бы мы с Тарасенко ни говорили — всегда возвращались к семье и детям. Закончив интервью, сели в машину и поехали в соседний городок в двадцати минутах езды, где свой первый матч за местную юниорскую команду «Спрингфилд Джуниор Блюз» проводил 19-летний Валентин, младший брат Владимира. Марк составил компанию отцу, Яна с двумя младшими осталась дома.

Они все, конечно, радуются, что в силу обстоятельств могут проводить столько времени с главой семьи. И что у него есть возможность почти круглые сутки делиться с родными теплом и вниманием, которых у него в избытке.

Но с не меньшим нетерпением все Тарасенко, большие и маленькие, ждут и его возвращения после травмы в «Блюз», и нового плей-офф. Потому что понимают: хоккей — дело его жизни, а Кубок Стэнли — его мировая вершина, которая от одного покорения не становится менее сладкой.

Конечно, фантастика прошлогодних эмоций — первый Кубок, помноженный на одновременное рождение ребенка, — уже вряд ли возможна. Но их заменят новые чувства, которые, может, будут не слабее. И подпитывать их будет любовь, которой я дышал и не мог надышаться все часы, проведенные дома у Владимира Тарасенко.